Когда рассеется туман - Страница 103

103

* * *

Я снова бегу. По Риджент-стрит, к Пиккадилли. Если я потороплюсь, то, может быть, мне удастся поймать Альфреда. Будь проклята эта назойливая ведьма, миссис Тиббит! Какое ей дело, когда я вернусь! Еще сказала Альфреду, что я с Ханной, а ведь у меня опять выходной! Как чувствовала, куда ударить, чтобы было больнее. Я представляю, что сейчас у Альфреда на душе. Его письма все больше приправлены фразами про «феодальную эксплуатацию рабов и невольников» и «пробуждение спящего пролетариата». Ему не нравится, что я не считаю свою работу эксплуатацией. Я нужна мисс Ханне и люблю свою работу — пишу я в ответ — где же тут эксплуатация?

Риджент-стрит выводит меня на шумную бурлящую Пиккадилли. Конец рабочего дня, и площадь забита пешеходами и автомобилями. Джентльмены и бизнесмены, дамы и мальчишки-посыльные — все куда-то спешат. Я проскакиваю между автобусом и припаркованным к тротуару такси и чуть не попадаю под телегу, груженую тяжелыми мешками.

Бегу вниз по Хеймаркет, перепрыгиваю через вытянутую трость — ее важный обладатель разражается гневными криками. Стараюсь держаться поближе к зданиям, где тротуар не так запружен народом, пока наконец не добираюсь до «Театра Ее Величества». Без сил приваливаюсь к стене, прямо под афишей, и рассматриваю смеющиеся, хмурые, болтающие и кивающие головы, которые движутся мимо меня, надеясь выхватить из толпы знакомое лицо. Тощий джентльмен с еще более тощей дамой поднимаются по ступеням. Предъявляют два билета и скрываются внутри. Вдалеке часы — Биг Бен? — бьют четверть шестого. Может быть, Альфред вообще не придет? Передумал? Или я опоздала, и он уже сидит в зале?

Я жду, пока Биг Бен не отобьет половину шестого, потом, для ровного счета, еще четверть часа. После тощей пары никто уже не входит в театр. Я успела отдышаться и, потеряв надежду, сижу на ступенях. Сегодня я не увижу Альфреда.

Мне игриво подмигивает дворник, и я понимаю, что пора уходить. Закутываюсь в шаль, поправляю шляпку и отправляюсь обратно — в дом номер семнадцать. Я напишу Альфреду. Объясню, что случилось. Про Ханну и миссис Тиббит. Я даже могу рассказать ему всю правду про Эммелин и Филиппа, про их скандальную связь. Несмотря на все слова о феодальном обществе и эксплуатации, Альфред сможет меня понять. Или не сможет?

* * *

Ханна рассказала Тедди про Эммелин, и он страшно разозлился. Худшего времени и выбрать невозможно, кричит он: они с отцом на пороге объединения с банком Бриггса! Скоро станут крупнейшим банковским синдикатом Лондона! Или всего мира. А если хоть слово об этой грязи просочится в прессу, она похоронит и его, Тедди, и отца, и все на свете!

Ханна кивает и извиняется, напоминает Тедди, что Эммелин еще почти ребенок — наивный и легковерный. Что она повзрослеет и изменится.

Тедди ворчит. В те дни он вообще все время ворчит. Проводит рукой по темным седеющим волосам. За Эммелин нет никакого присмотра, заявляет он, вот в чем беда. Дети, которые растут без надзора, вырастают распущенными.

Ханна напоминает ему, что они с Эммелин выросли в одном доме, Тедди только хмыкает.

У него нет времени на дальнейшие разговоры, он уходит в клуб. Поэтому он требует у Ханны адрес режиссера и велит ей впредь ничего не скрывать от мужа. Что это еще за секреты между женатыми людьми?

* * *

На следующее утро, когда я навожу порядок на туалетном столике Ханны, я нахожу записку со своим именем. Она оставила ее для меня; видимо, положила сюда после того, как оделась. Я разворачиваю листок бумаги. Пальцы дрожат. Отчего? Не от страха, нет, и не из-за плохого предчувствия. От ожидания, предвкушения сюрприза.

Однако — вот беда! — записка не на английском. Листок испещрен закорючками, полосками, точками, они выписаны аккуратно и в строгом порядке. Стенография, понимаю я. Такие же закорючки я видела в книгах, когда убиралась у Ханны в спальне еще в Ривертоне, много лет назад. Она оставила мне зашифрованное письмо, которое я не могу прочесть.

Я ношу его с собой целый день, пока чищу, шью, штопаю. И хотя работа привычная, я никак не могу на ней сосредоточиться. Голова занята мыслями о записке, о том, что же в ней говорится и как это прочитать. Я даже ищу учебники, чтобы расшифровать текст — вдруг Ханна привезла их из Ривертона? — и ничего не нахожу.

Через несколько дней, когда я убираю посуду, Ханна наклоняется ко мне и спрашивает:

— Ты нашла записку?

Я говорю, что нашла, и мне становится дурно, когда Ханна шепчет:

— Наш секрет, — и улыбается. Первая улыбка за долгое время.

Теперь я знаю, что это важно, это секрет, а я — единственный человек, которому она может доверять. Придется или признаться или найти возможность прочесть записку. Разумеется, я выбираю второе: ведь мне еще никогда не писали послание с помощью тайного шифра.

* * *

Несколько дней спустя меня осеняет. Я достаю из-под кровати «Возвращение Шерлока Холмса», открываю на нужной странице. Здесь, между двумя любимыми рассказами, хранится мой секретный архив. Среди старых писем Альфреда я нахожу листок из блокнота, засунутый сюда около года назад. Хорошо, что я с тех пор его не выкинула — хранила не потому, что на нем ее адрес, а потому что он написан его рукой. Раньше я иногда доставала листок, смотрела на него, даже нюхала. Вспоминала день, когда Альфред отдал его мне. Однако уже несколько месяцев — с тех пор, как Альфред начал писать мне длинные прочувствованные письма, — я ничего такого не делаю. А сейчас мне нужен именно адрес. Адрес Люси Старлинг.

Я так и не сходила к ней в гости, да и не собиралась. У меня было достаточно работы, а свободное время я проводила за книгой или за письмом Альфреду. Кроме того, я никак не могла забыть ту мгновенную вспышку ревности — смешную и все-таки неприятную — когда Альфред, вечером, в тумане, назвал мисс Старлинг по имени.

103