— Перестань, — сказала Ханна. — Ты не чудовище.
— Я убийца.
— И не убийца. Тогда была война. Ты защищал себя. И других.
— Все равно: пуля в голове остается пулей в голове.
— Хватит, — уже шепотом попросила Ханна. — Я не могу, когда ты так говоришь.
— Вот и не спрашивай.
Плохо. Очень плохо думать о нем вот так, и все-таки Ханна не могла остановиться. Человек, которого она знала, и знала очень близко, которому доверяла бесконечно, чьи руки так нежно, так легко скользили по ее телу, умел убивать… Все сразу изменилось. Робби изменился. Не в худшую сторону, нет. Она не стала любить его меньше. Просто глядела на него другими глазами. Он убил человека. Людей. Несчетных, безымянных людей.
Однажды днем Ханна снова погрузилась в невеселые мысли, глядя, как Робби в одних брюках слоняется по баркасу. Рубашка висела на спинке стула. Ханна разглядывала его обнаженные плечи, худые мускулистые руки, красивые сильные пальцы. И тут…
Чьи-то шаги на верхней палубе.
Ханна и Робби застыли, глядя друг на друга. Робби недоуменно поднял плечи.
Стук. Голос.
— Робби, ты где? Открой! Это я! Эммелин.
Ханна соскользнула с койки и торопливо собрала свою одежду.
Робби прижал палец к губам и на цыпочках подкрался к двери.
— Я знаю, что ты здесь, — не унималась Эммелин. — Один симпатичный старичок, там, на берегу, сказал, что ты как вошел, так больше и не выходил. Пусти меня, здесь жутко холодно.
Робби махнул рукой в сторону душа.
Ханна кивнула, бесшумно прошла по каюте и быстро прикрыла за собой дверь. Сердце колотилось как бешеное. Ханна кое-как натянула платье и скорчилась перед замочной скважиной.
Робби открыл дверь.
— Как ты меня нашла?
— Просто чудом, — ответила Эммелин. Она пригнула голову и нырнула в каюту. Ханна заметила, что на сестре новое желтое платье. — Десмонд сказал Фредди, Фредди сказал Джейн, в общем, сам знаешь, как оно бывает. — Она замолчала и огляделась. — Да у тебя здесь просто красота, Робби, дорогой! На редкость миленькая норка. Тебе надо созвать друзей… устроить такую небольшую, уютную вечеринку. — Эммелин увидела кучу смятых простыней на койке, заметила, наконец, что Робби полуодет и усмехнулась. — Надеюсь, я тебе не помешала?
Ханна затаила дыхание.
— Я спал, — ответил Робби.
— В четверть пятого?
Он пожал плечами, снял со стула рубашку, надел.
— Мне всегда было интересно, чем ты занимаешься целый день? Я думала, стихи пишешь.
— Я и писал. То есть пишу. — Робби потер шею, раздраженно вздохнул. — Ты зачем пришла?
Ханна даже моргнула — такая злость прозвучала в его голосе. Зря Эммелин заговорила о стихах, Робби не мог ничего написать уже несколько недель. Сама Эммелин ничего не заметила.
— Просто хотела узнать: ты придешь сегодня к Десмонду?
— Говорил ведь уже, что нет.
— Я помню, просто решила переспросить: вдруг ты передумал?
— Нет, не передумал.
Наступила тишина, Робби выразительно глядел на дверь, а Эммелин обшаривала глазами каюту.
— Может, я…
— Может, ты уйдешь? — быстро перебил ее Робби. — Я работаю.
— А я тебе помогу! — краем сумочки она поддела грязную тарелку. — Уберусь или…
— Я же сказал — нет. — Робби открыл дверь. Ханна видела, с каким трудом Эммелин заставляет себя беспечно улыбаться.
— Да я пошутила, милый. Неужели ты поверил, что в такой чудесный день мне нечем заняться, кроме уборки?
Робби молчал.
Эммелин шагнула к двери. Поправила воротничок.
— Надеюсь, хоть к Фредди-то завтра мы пойдем? Он кивнул.
— Заскочишь за мной в шесть?
— Да, — сказал Робби и захлопнул за ней дверь. Ханна выскользнула из ванной. Она чувствовала себя грязной. Как крыса, вылезшая из норы.
— Может быть, нам не встречаться какое-то время? — грустно предложила она. — Скажем, неделю.
— Нет, — не согласился Робби. — Я уже объяснил Эммелин, что нечего сюда заходить. И еще объясню, если понадобится. Пока не поймет.
Ханна кивнула, ощущая странную вину. Как обычно, напомнила себе, что все в порядке. Сестра не обиделась. Робби давно объяснил Эммелин, что не испытывает к ней никаких чувств, кроме дружеских. По его словам, Эммелин расхохоталась и спросила, с чего это он взял, будто она думает по-другому. И все же… Какая-то нотка в обыкновенно беспечном голосе. И желтое платье. Ее любимое…
Ханна поглядела на часы. У нее оставалось еще как минимум минут сорок.
— Мне надо идти, — сказала она.
— Подожди, — отозвался Робби.
— Мне правда…
— Хотя бы несколько минут. Дай Эммелин отойти подальше.
Ханна кивнула, Робби подошел к ней. Обхватил руками ее лицо — пальцы сомкнулись на шее — и прижался губами к губам.
Неожиданный, и оттого пронзительный и острый поцелуй тут же выбил Ханну из колеи и заставил на время забыть все тревоги.
Сырым декабрьским днем они сидели в рубке. Баркас был пришвартован у моста в Баттерси, там, где над Темзой нависли ивы.
Ханна тихо вздохнула. Она долго тянула время, не решаясь начать болезненный разговор.
— Я не смогу приходить. Две недели. Это все Тедди — к нему приезжают какие-то важные американские гости, и мне придется изображать примерную жену. Показывать им Лондон, развлекать.
— Слышать не могу, как ты вокруг него вьешься.
— Я в жизни не вилась вокруг Тедди! Он бы глазам своим не поверил, если бы я начала!
— Ты понимаешь, о чем я, — буркнул Робби.
Ханна кивнула. Конечно, она понимала.