Когда рассеется туман - Страница 142

142

Но я не могла. У меня просто не осталось сил. Ни на что не осталось сил. Я не слышала ворчания мистера Гамильтона, не видела слез миссис Таунсенд. Не думала о собственной судьбе, твердо зная только одно — судьба эта больше не будет связана с Ривертоном.

Как страшно было бы мне оставлять дом на холме и привычную работу, если бы я могла чувствовать хоть что-то! И хорошо, что не чувствовала: иначе страх мог бы возобладать над горем и привязать меня к Ривертону навсегда. Потому что о жизни за его пределами я не знала ничего. Впадала в панику при слове «самостоятельность». Понятия не имела, куда ехать, где работать, как что-то решать.

И все-таки я сумела найти небольшую квартирку у Марбл-арч и начала самостоятельную жизнь. Работала, как умела — официанткой, швеей, уборщицей — ни с кем не сходилась близко, на вопросы не отвечала, увольнялась, как только люди начинали интересоваться мной слишком настойчиво. Так я провела десять лет. В ожидании — сама того не зная — новой войны. И рождения Марка, сотворившего то, чего не случилось с рождением моей собственной дочери.

В то время я почти не вспоминала о Ривертоне. Обо всем, что я потеряла.

Нет, не так: я запретила себе вспоминать о Ривертоне. Если в краткие минуты отдыха я ловила себя на том, что думаю о детской, о каменной лестнице в розовой аллее леди Эшбери, о бортике фонтана с Икаром, я тут же находила себе занятие.

Я позволяла себе вспоминать только малышку Флоренс. Мою племянницу. Девочка родилась красавицей. Светлые волосы — как у Ханны, а глаза совсем другие. Огромные, темно-карие. Возможно, потом они изменились. У детей такое бывает. Но мне кажется, они остались карими. Как у отца. У Робби…

Я часто размышляла об этом. Разумеется, это возможно, что Ханна после многочисленных и бесплодных попыток все-таки забеременела от Тедди и именно в двадцать четвертом. Чудеса случаются. Но не слишком ли все натянуто? В последние годы брака Ханна и Тедди редко делили супружескую постель, однако сразу после свадьбы Тедди был очень озабочен появлением наследника. Если ничего так и не вышло, значит, у кого-то из них были проблемы со здоровьем? А поскольку Ханна все-таки родила, значит — не у нее?

Не проще ли предположить, что отцом Флоренс был вовсе не Тедди? Что ребенок был зачат на озере? Что после долгой разлуки Ханна и Робби просто не удержались, встретившись наконец в недостроенном летнем домике? Время, во всяком случае, подходит. Дебора явно заподозрила то же самое. Поджала губы при одном взгляде на большие темные глаза новорожденной. Догадалась.

Она ли просветила Тедди — не знаю. Возможно, он додумался сам. Как бы там ни было, Флоренс недолго пробыла в Ривертоне. Тедди, ясное дело, не хотел терпеть рядом с собой живое свидетельство неверности Ханны. Лакстоны дружно договорились забыть о страшном происшествии. Осесть в Ривертоне, вплотную заняться политикой.

Я слышала, они отослали Флоренс в Америку. Джемайма согласилась воспитывать ее вместе с Гитой. Она всегда хотела много детей. Ханна, думаю, была бы рада: ей было бы приятно, что дочь растет среди Хартфордов, а не среди Лакстонов.

* * *

Экскурсия заканчивается, нас приводят в вестибюль. Мы с Урсулой пропускаем мимо ушей бодрые призывы Берил и не заходим в сувенирный магазин.

Я снова жду на железной скамейке, пока Урсула подгонит машину.

— Я скоро, — обещает она. Я прошу ее не волноваться — я не одна, со мной мои воспоминания.

— Заглянешь еще? — спрашивает, выглянув из-за двери, мистер Гамильтон.

— Нет, мистер Гамильтон, — отвечаю я. — Вряд ли.

Он не обижается, говорит с улыбкой:

— Я передам миссис Таунсенд твой привет.

Я согласно киваю, и он исчезает, расплывается, как рисунок акварелью в потоке яркого света.

* * *

Урсула помогает мне залезть в машину. В автомате у билетной кассы она купила бутылку воды и открывает ее для меня, пока я ерзаю, устраиваясь на сиденье.

— Пейте, — говорит она, втыкая в горлышко соломинку и вкладывая мне в ладонь холодную бутылку.

Урсула заводит двигатель, и автомобиль медленно выползает со стоянки. Когда мы снова въезжаем в зеленый тоннель, я знаю, что путешествую последний раз в жизни. И не оборачиваюсь.

Сначала мы едем молча, потом Урсула говорит:

— Знаете, я все никак не могу понять…

— М-м-м?

— Ведь когда Хантер застрелился, сестры Хартфорд были рядом с ним? — Краем глаза она внимательно поглядывает на меня. — А для чего они отправились ночью к озеру, когда все остальные развлекались на полную катушку?

Я не отвечаю, и Урсула снова поглядывает на меня — может, не слышала?

— И что же вы решили? — спрашиваю я. — Как сняли?

— Они увидели, что Робби уходит, проследили за ним до озера и попытались помешать, — пожимает плечами Урсула. — Я обыскала все, что можно, но так и не нашла протокола допроса Ханны или Эммелин, пришлось придумывать самой. Это самая правдоподобная версия.

Киваю.

— Продюсер тоже согласился, что героини вряд ли могли наткнуться на Робби случайно.

Снова киваю.

— Да вы сами увидите, — говорит Урсула. — Когда фильм выйдет.

Когда-то я действительно надеялась побывать на премьере, но теперь понимаю, что это выше моих сил. Урсула тоже это знает.

— Я принесу вам видеокассету, — обещает она.

— Замечательно.

Машина подъезжает к воротам «Вереска».

— Оп-па, — вытаращив глаза, вдруг произносит Урсула. Накрывает мою руку своей. — Готовы к концерту?

У ворот стоит Руфь. Ждет. Наверное, уже поджала губы в знак неодобрения… Но нет — она улыбается! Куда-то исчезают пятьдесят лет, и я вижу свою дочь девчонкой. Такой, какой она была, пока жизнь не изменила ее к худшему. Руфь что-то держит в руке. Машет. Это же письмо! И я даже знаю, от кого…

142