Когда рассеется туман - Страница 146

146

Я сняла бигуди, и волосы светлыми волнами упали на плечи Ханны. Я расчесала их на косой пробор и прихватила у лба бриллиантовой заколкой.

Ханна наклонилась к зеркалу, чтобы надеть жемчужные сережки, и чертыхнулась, уколовшись о застежку.

— А вы не спешите, мэм, — посоветовала я. — Поаккуратней.

Ханна протянула сережки мне.

— У меня сегодня обе руки левые.

Я как раз набрасывала ей на шею длинные нити жемчуга, когда прибыли первые из приглашенных — под окном заворчал автомобиль. Я поправила ожерелье так, чтобы оно спускалось между лопаток к пояснице.

— Ну вот, вы и готовы.

— Надеюсь. — Ханна придирчиво осмотрела себя в зеркало. — Только бы я ничего не забыла.

— Это вряд ли, мэм.

Кончиками пальцев Ханна разгладила брови, стараясь, чтобы они лежали ровной линией. Приподняла одну из жемчужных нитей, снова опустила на место. Шумно вздохнула.

За окном взвизгнул кларнет.

— О боже! — схватившись за сердце, вскрикнула Ханна.

— Наверное, это очень волнующе, мэм, — осторожно предположила я. — Видеть, как все ваши фантазии сбываются.

Ханна резко повернулась ко мне — будто хотела что-то сказать. Сдержалась. Сжала подкрашенные губы.

— Грейс, я хочу кое-что тебе подарить.

— Но мой день рождения еще не скоро, мэм, — растерялась я.

Ханна улыбнулась, выдвинула ящик стола. Повернулась ко мне, держа подарок в руке. Покачала его на цепочке над моей раскрытой ладонью, отпустила.

— Да что вы, мэм! Это же ваш медальон!

— Был мой. А теперь твой.

Я даже не сообразила сразу же вернуть его обратно. Настолько все было неожиданно.

— О нет, нет, мэм. Нет, благодарю вас. Ханна твердо отвела мою протянутую руку.

— Возьми. За все, что ты для меня сделала. Поняла ли я уже тогда, что слышу слова прощания?

— Это ведь моя работа, мэм, — сбивчиво бормотала я.

— Возьми медальон, Грейс, — настаивала Ханна. — Пожалуйста.

Прежде чем я придумала, что возразить, в дверях вырос Тедди. Высокий и гладкий в своем черном костюме; на напомаженных волосах — следы от расчески, брови сведены от напряжения.

Я зажала медальон в кулаке.

— Готова? — подрагивая кончиками усов, спросил он у Ханны. — Друг Деборы уже приехал — Сэсил… как его там… фотограф. Хочет, пока есть время, поснимать семью отдельно, без гостей. — Тедди похлопал ладонью по дверному косяку и двинулся дальше по коридору, восклицая:

— Да куда же, черт возьми, запропастилась Эммелин? Дрожащими руками Ханна поправила платье на талии. Натянуто улыбнулась:

— Пожелай мне удачи.

— Удачи, мэм.

К моему изумлению, она шагнула ко мне и поцеловала в щеку.

— И тебе удачи, Грейс.

На мгновение сжала мои руки и поспешила вслед за Тедди, оставив меня одну, с медальоном в кулаке.

* * *

Стоя на лестничной площадке, я наблюдала из окна, как джентльмены и леди — в зеленом, розовом, желтом, синем — собираются на террасе и по каменным ступеням спускаются на лужайку. Гремит джаз; раскачиваются китайские фонарики; официанты мистера Гамильтона, пробираясь сквозь плотную толпу, балансируют на вытянутых руках тяжелыми серебряными подносами с шампанским; Эммелин в леденцово-розовом тащит какого-то юнца к танцплощадке — отплясывать шимми.

Я все вертела в руках медальон, все разглядывала. Услыхала я тогда, что внутри что-то постукивает, или меня отвлекли мысли о том, почему так нервничает Ханна? Я давно уже не видела ее такой возбужденной, наверное, со времен визита к гадалке.

— Вот ты где! — подле меня выросла Нэнси — запыхавшаяся, с красными щеками. — Одна из помощниц миссис Таунсенд уже валится с ног, некому струдели пудрой посыпать.

* * *

До спальни я добралась только к полуночи. Праздник был в самом разгаре, но миссис Таунсенд отпустила меня при первой же возможности: похоже, мне передалась нервозность Ханны, а такие помощники в переполненной кухне никому не нужны.

По лестнице я еле ползла. Тело гудело — за несколько лет работы камеристкой я здорово разленилась. Натерла мозоли всего за один вечер работы на кухне. Миссис Таунсенд отсыпала мне соды в бумажку — попарить ноги.

В ту ночь от музыки некуда было деваться. Она пронизывала воздух, сотрясала каменные стены. Играла все быстрей и пронзительней по мере того, как разгуливались гости. Даже здесь, на чердаке, я всем телом ощущала тяжелый стук барабанов. С тех пор и по сей день джаз наводит на меня ужас.

Добравшись до последнего этажа, я решила сперва заскочить в спальню — взять рубашку и полотенце — а потом уже пойти в ванную.

Вошла в комнату и словно нырнула в озеро теплого, нагретого за день воздуха. Потянула за выключатель, прохромала к окну и подняла раму.

Несколько минут я просто стояла, вдыхая прохладный воздух с привкусом сигаретного дыма и дамских духов. Медленно выдохнула. Ну все, сейчас приятная, теплая ванна, а потом — спать. Я взяла с туалетного столика мыло и подошла к кровати, где лежала ночная рубашка.

На подушке лежали письма. Два письма.

Одно — мне, другое — Эммелин. На конвертах знакомый почерк.

В тот же миг я ясно поняла, о чем эти письма.

В них — разгадка сегодняшних странностей Ханны.

Я кинула рубашку и схватила конверт с надписью «Грейс». Разорвала его дрожащими пальцами. Вытащила письмо и почувствовала, как у меня упало сердце.

Скоропись.

Я опустилась на кровать, глядя на листок бумаги, как будто усилием воли пыталась заставить непонятные крючки заговорить. Вся эта секретность еще больше убедила меня в том, что письмо очень важное.

146