Когда рассеется туман - Страница 30

— А он написал, где он? — спросила леди Вайолет, беря с моего подноса кусочек пирога. — Где проведет праздник? Так хочется верить, что ему удастся справить его по-человечески.

Джемайма, с полным пирога ртом, снова забегала глазами по строчкам. Я предложила пирог Фэнни, но она взмахом руки отослала меня прочь, даже не посмотрев на угощение, взгляд ее был прикован к письму.

Как я поняла, записка майора всех разочаровала: общие слова о еде да погоде, хотя по вспыхнувшим щекам Джемаймы можно было предположить, что наиболее пикантные подробности она прочла про себя.

— А, вот, — сказала она, тыча пухлым пальцем в последний абзац. — Он спрашивает, доставил ли мистер Уортингтон часы.

— Уортингтон? — переспросила Фэнни. — Это что, продавец из «Харродз»?

— Да нет, что ты! — рассмеялась Джемайма. — Какое же ты еще дитя, Фэнни!

Фэнни натянуто улыбнулась.

— Это шифр, — объяснила Джемайма. — Мы выдумали его во время англо-бурской войны. Маленький трюк, чтобы обойти цензуру. Часы мистера Уортингтона означают, что Джеймса перебрасывают на юг.

— Как интересно, — пробормотала надутая Фэнни. Она глотнула чаю, поджала губы и, сладко улыбнувшись, добавила:

— Как, наверное, нелегко быть замужем за военным. Никогда не знаешь, что за новости принесет почта.

— Да нет, — спокойно ответила Джемайма. — Я за него не волнуюсь. За него никто не волнуется — ведь он герой. Награжден крестом ордена Виктории, если ты не в курсе.

* * *

Для Ханны и Эммелин время тянулось бесконечно. Они приехали в Ривертон уже две недели назад, погода стояла ужасная, приходилось сидеть дома, уроков тоже не было, и девочки уже не знали, чем заняться. Переиграли во все игры — веревочку, шарики, золотоискателей (когда один игрок скребет другого по руке, пока не покажется кровь), помогали миссис Таунсенд на кухне, пока животы не заболели от сырого теста, и уговорили няню отпереть чердак, чтоб искать там пыльные сокровища. Им так хотелось поиграть в Игру! Я видела, как Ханна шарила в шкатулке и перечитывала старые книжки, когда думала, что ее никто не видит. Но для Игры нужен был Дэвид, а он еще не приехал на каникулы.

Однажды, в конце ноября, когда я стирала к Рождеству лучшие скатерти, в прачечную влетела Эммелин. Постояла, огляделась и кинулась прямо к громадному бельевому шкафу. Рванула на себя дверь, и на пол упал круг света — от свечи.

— Ага! — торжествующе сказала она. — Я так и знала, что ты здесь!

Эммелин вытянула руки, демонстрируя двух белых сахарных мышек, чуть подтаявших по краям.

— От миссис Таунсенд.

Из шкафа показалась длинная рука, схватила одну из мышек и вернулась обратно.

Эммелин лизнула свое лакомство.

— Мне скучно. Ты что делаешь?

— Читаю, — ответили из шкафа.

— Что читаешь?

Молчание.

Эммелин заглянула в шкаф и сморщила носик.

— «Войну миров»? Опять?

Нет ответа.

Эммелин задумчиво пососала мышонка, внимательно оглядела его со всех сторон, сняла с липкого уха приставшую нитку.

— Мы могли бы полететь на Марс. Когда Дэвид приедет.

Тишина.

— Там будут марсиане — добрые и злые, и всякие опасности.

Как любой младший ребенок, Эммелин с младенчества научилась угадывать настроение сестры и брата; ей не надо было заглядывать в шкаф, чтобы понять, что она попала в точку.

— Мы рассмотрим это на совете, — прозвучал ответ. Эммелин радостно взвизгнула, захлопала липкими ладонями и задрала ногу, чтобы тоже залезть в шкаф.

— А мы скажем Дэвиду, что это я придумала? — спросила она.

— Осторожно — свечка.

— Я буду красить карты красным вместо зеленого. Правда, на Марсе деревья красные?

— Правда. И вода, и земля, и каналы, и кратеры.

— Кратеры?

— Большие, глубокие темные дыры, где марсиане держат своих детей.

Из шкафа снова показалась рука и прикрыла дверцу.

— Как колодцы? — спросила Эммелин.

— Еще глубже. И темней.

— А зачем они держат в них детей?

— Чтобы никто не видел страшных экспериментов, которые на них ставят.

— Каких еще экспериментов? — задохнулась от волнения Эммелин.

— Узнаешь, — пообещала Ханна. — Если Дэвид вообще когда-нибудь приедет.

* * *

А жизнь под лестницей, как обычно, отражала жизнь тех, кто наверху. Как-то вечером, когда хозяева и гости разошлись по спальням, слуги собрались на кухне, у очага. Мистер Гамильтон и миссис Таунсенд уселись читать, а мы с Нэнси и Кэти подтащили к очагу стулья и сели со спицами в руках — вязать шарфы. В окно бился холодный зимний ветер, от его порывов дрожали стоящие на полках банки со специями.

Мистер Гамильтон тряхнул головой и отложил «Таймс». Снял очки, протер глаза.

— Снова плохие новости? — Миссис Таунсенд подняла глаза от рождественского меню, щеки ее горели от жара.

— Хуже некуда. — Он вернул очки на место. — Большие потери под Ипром.

Он встал и подошел к стене, где недавно повесил карту Европы. На ней красовались разных цветов булавки, обозначавшие армии и участки фронта (из старых запасов Дэвида). Вынул с территории Франции одну из голубых булавок и заменил ее желтой, пробормотав себе под нос:

— Не нравится мне все это.

— А мне — вот это, — вздохнула миссис Таунсенд, постучав карандашом по меню. — Как прикажете готовить рождественский ужин без масла, чая, даже без индейки?

— У нас нет индейки? — ахнула Кэти.

— Ни крылышка.

— А что же мы будем подавать?

— Не наводи панику раньше времени, — покачала головой миссис Таунсенд. — Придумаю что-нибудь, как всегда.