Когда рассеется туман - Страница 51

— Не спорю, Америка выпускает немало машин. Но я бы в их аэроплан не сел.

— Почему же?

— Массовое производство, — объяснил мистер Фредерик. — Люди работают слишком быстро, в ритме конвейерной ленты, у них нет времени проверить, все ли сделано правильно.

— Так министерство, вроде, не возражает.

— Министерство не видит дальше собственного носа. Но им придется признать очевидное. Как только они увидят наше качество, они перестанут покупать эти консервные банки. — Он преувеличенно громко захохотал.

Я невольно подняла голову, удивленная. Для человека, только что потерявшего отца и единственного брата, мистер Фредерик держался на удивление хорошо. Слишком хорошо, думала я, начиная, несмотря на восторженные описания Нэнси и преданность Ханны, склоняться к тому, что Дэвид был прав, говоря об отце, как о недалеком и злобном человеке.

— А как там юный Дэвид? Пишет? — спросил лорд Гиффорд.

Я как раз протянула мистеру Фредерику чашку. Он резко дернул рукой, перевернул ее, дымящийся чай пролился на бессарабский ковер.

— Ой! — вскрикнула я, холодея. — Простите, сэр!

Мистер Фредерик посмотрел на меня и, видимо, что-то прочел в моем взгляде. Открыл было рот, но передумал и промолчал.

И тут всех отвлек короткий вздох Джемаймы. Она выпрямилась, схватилась за бок и провела рукой по тугому животу.

— Что? — спросила из-под вуали леди Вайолет.

Та не ответила; казалось, она безмолвно разговаривала со своим младенцем. Держалась за живот и смотрела перед собой невидящими глазами.

— Джемайма! — голос леди Вайолет, и без того севший от потерь, от испуга прозвучал очень резко.

Джемайма склонила голову набок, будто прислушиваясь, и еле слышно прошептала:

— Он не шевелится. — Она часто задышала. — Все время двигался, а сейчас перестал.

— Тебе надо лечь, отдохнуть, — посоветовала леди Вайолет. — Это все жара. — Она огляделась, ища поддержки. — Жара и… — она покачала головой и сжала губы, не в силах договорить, — и все остальное.

Леди Вайолет собрала остатки сил, выпрямилась и настойчиво повторила:

— Тебе надо отдохнуть.

— Нет, — у Джемаймы задрожали губы. — Я хочу остаться. Ради Джонатана. И ради вас.

Леди Вайолет бережно сняла ладони невестки с живота, ласково сжала их.

— Я знаю.

Она погладила Джемайму по бесцветным волосам, и этот простой жест вдруг напомнил мне, что леди Вайолет и сама была матерью. Не оборачиваясь в мою сторону, она велела:

— Грейс, помоги Джемайме подняться наверх и лечь. Оставь это. Гамильтон потом уберет.

— Да, миледи. — Я послушно присела и подошла к Джемайме. Помогла ей встать, обрадованная возможностью покинуть мрачную комнату.

Поднимаясь с Джемаймой по лестнице, я наконец сообразила, что, кроме жары и темноты, показалось мне необычным — замолчали судовые часы на камине, день за днем с неумолимой точностью отмерявшие время. Тонкие черные стрелки застыли навсегда, повинуясь распоряжению леди Эшбери: остановить все часы в доме на без десяти пять — времени смерти мужа.

«ПАДЕНИЕ ИКАРА»

Уложив Джемайму, я вернулась в кухню, где мистер Гамильтон инспектировал отчищенную Кэти посуду. Он оторвал взгляд от любимой сковороды миссис Таунсенд лишь для того, чтобы сообщить, что сестры Хартфорд пошли к лодочному сараю, и велел мне отнести им лимонад и закуски. К счастью, он еще не знал о пролитом чае. Я нашла в леднике кувшин лимонада, поставила его на поднос вместе с двумя высокими стаканами и тарелкой крошечных сандвичей и вышла через заднюю дверь.

Остановившись на верхней ступеньке, я заморгала, пытаясь привыкнуть к яркому солнечному свету. Дождей не было уже месяц, и все краски вокруг будто выцвели. Солнце висело прямо над головой, под его беспощадными лучами сад окутался дрожащим маревом и стал похож на акварели в будуаре леди Вайолет. И хотя я была в наколке, макушка оказалась на солнце, и открытую полоску кожи вдоль пробора мгновенно защипало от жары.

Я пересекла Театральную лужайку; ее недавно скосили, и в воздухе плыл сладковатый запах подсыхающей травы. Неподалеку согнулся Дадли, подстригавший живую изгородь. Лезвия ножниц позеленели от сока, металл ярко блестел на солнце.

Дадли, видно, почувствовал, что я смотрю на него, повернулся и подмигнул.

— Жарковато сегодня, — сказал он, прикрыв глаза ладонью.

— Можно яйца на рельсах жарить, — ответила я любимой присказкой Нэнси, гадая про себя: а вдруг и вправду можно?

За лужайкой спускалась вниз длинная каменная лестница, ведущая в розовую аллею леди Эшбери. Подпорки гнулись под тяжестью белых, желтых и розовых бутонов, над желтыми серединками старательно гудели пчелы.

Я миновала беседку, отворила калитку и пошла по Долгой аллее: полоске серого камня, обросшей с двух сторон белыми и желтыми цветами. Где-то посередине пути росшие кругом высокие грабы сменились миниатюрными тисами, окаймляющими сад Эгесков. Я удивленно заморгала, когда возле меня зашевелились подстриженные в виде животных кусты, а потом засмеялась, сообразив, что это две утки — дикие, в зеленых перьях — прибрели сюда с озера и теперь стоят, разглядывая меня блестящими черными глазками.

За садом находилась еще одна калитка, позабытая сестра первой (ведь и у людей сестер забывают сплошь и рядом), почти скрытая из виду цепкими побегами жасмина. За ней стоял фонтан «Падение Икара», а за ним, на берегу озера, — лодочный домик.

Защелка на калитке заржавела, и чтобы открыть ее, мне пришлось поставить свою ношу на землю. Я нашла ровную площадку между кустиками земляники, опустила туда поднос и отодвинула защелку. Открыла калитку настежь, взяла лимонад и сквозь облако жасминового аромата двинулась к фонтану.