Ханна подошла туда, где берег резко обрывался к воде. Встала спиной к обрыву и пошла, переставляя ноги так, что носок одной туфли касался каблука другой. Спустившись к озеру, отсчитала три шага и остановилась.
Повторив этот маневр еще два раза, Ханна опустилась на колени и открыла сумку. Достала небольшую лопатку (наверняка, стянула у Дадли) и начала копать.
Сперва это оказалось нелегко — берег был покрыт плотным слоем гальки, потом Ханна добралась до мягкой почвы, и дело пошло быстрее. Она не останавливалась, пока горка вынутой земли не выросла примерно на фут.
Ханна достала из сумки китайскую шкатулку и уложила ее в вырытую яму. Хотела уже засыпать землей и вдруг остановилась. Снова вытащила, открыла, взяла одну из миниатюрных книжек. Раскрыла медальон, что висел у нее на шее, и спрятала книгу туда, а потом вернула шкатулку в яму и начала закапывать.
Здесь мне и пришлось ее оставить — мистер Гамильтон мог меня хватиться, а он был не в том настроении, чтобы шутки шутить. На кухне кипела работа: мы готовились к первому послевоенному обеду. От некоторых из приглашенных, по словам мистера Гамильтона, зависела Судьба Семейства.
Так и вышло. Мы даже представить себе не могли, насколько она от них зависела.
Переводя взгляд с мистера Гамильтона на нас с Нэнси миссис Таунсенд со знанием дела процедила: «Банкиры». Она навалилась на сосновый стол и с помощью мраморной скалки пыталась победить комок упругого сладкого теста. Остановилась передохнуть, утерла лоб, оставив на лбу полосу муки. — Американцы эти, — пояснила она, не обращаясь ни к кому в отдельности.
— Нет, миссис Таунсенд, — возразил мистер Гамильтон. Он внимательно изучал серебряный набор для специй, отыскивая несуществующие пятна. — Миссис Лакстон действительно из нью-йоркских Стивенсонов. А вот мистер Лакстон такой же англичанин, как и мы с вами. «Таймс» пишет, что он откуда-то с севера.
— Значит, из этих новых выскочек, — фыркнула миссис Таунсенд. — Не смог не жениться на ее деньгах.
— Возможно, мистер Лакстон, действительно выбрал невесту из богатой семьи, — чопорно ответил мистер Гамильтон, — но он, несомненно, сумел увеличить ее состояние. Банковское дело — непростой бизнес, надо соображать, кому дать ссуду, а кому и отказать. Конечно, их нельзя назвать сливками общества, но таковы все бизнесмены.
Миссис Таунсенд хмыкнула.
— Будем надеяться, они дадут хозяину столько, сколько нужно, — сказала Нэнси. — Нам бы тут не помешала кругленькая сумма.
Мистер Гамильтон выпрямился и метнул в меня суровый взгляд, хотя я вообще молчала. Во время войны Нэнси много работала в деревне и очень изменилась. Нет, обязанности свои она выполняла по-прежнему тщательно, но когда мы отдыхали, сидя за столом, она гораздо свободней высказывала свое мнение и не боялась спорить. Меня пока еще не захватил этот дух свободы, и мистер Гамильтон, видно, решил, что лучше потерять одну заблудшую овцу, чем рисковать всем стадом, и присматривал за мной в оба глаза.
— Что это за разговоры? — не сводя с меня взгляда, вопросил он. — Ты же отлично знаешь, Нэнси, что мы не вправе лезть в дела хозяев.
— Простите, мистер Гамильтон, — без тени раскаяния сказала Нэнси. — Только я ведь вижу: с тех пор, как мистер Фредерик поселился в Ривертоне, он закрывает комнаты быстрей, чем я моргнуть успеваю. А из западного крыла всю мебель продали. И бюро красного дерева, и кровать леди Эшбери, ту, датскую. — Нэнси глянула на меня поверх тряпки для пыли. — А Дадли говорит, что лошадей тоже почти не осталось.
— Его светлость просто не хочет тратиться понапрасну, — возразил мистер Гамильтон. — Западные комнаты закрыли, потому что Альфред был на войне, а ты работала в деревне, и юная Грейс просто не справлялась с их уборкой в одиночку. А что касается конюшен — к чему его светлости лошади, когда он сам производит прекрасные новые автомобили?
В воздухе зазвенело любопытство. Мистер Гамильтон не спеша снял очки, подышал на стекла и с победным видом протер их начисто.
— Чтобы вы знали, — сказал он, водружая очки обратно, на свое законное место, — конюшни перестроят в новейшего типа гаражи. Самые большие в графстве.
Нэнси немного растерялась.
— И все равно, — понизив голос, сказала она. — В деревне говорят…
— Чушь, — оборвал ее мистер Гамильтон.
— О чем говорят-то? — полюбопытствовала миссис Таунсенд. Ее грудь колыхалась в такт движениям скалки. — О делах хозяина?
У лестницы шевельнулась чья-то тень, и на свет вышла худенькая женщина средних лет.
— Мисс Старлинг! — вздрогнул мистер Гамильтон. — Я вас и не заметил. Входите, Грейс сделает вам чаю. — Он повернулся ко мне — губы стиснуты, как застежки кошелька. — Ну-ка, Грейс, — кивок в сторону плиты, — чашку чаю для мисс Старлинг.
Мисс Старлинг кашлянула и отошла от лестницы. Осторожно подобралась к ближайшему стулу и села, сжимая веснушчатой рукой маленькую кожаную сумку.
Мистер Фредерик нанял Люси Старлинг личным секретарем для работы в Ипсвиче, на заводе. Когда война кончилась и семейство переехало в Ривертон, она стала приходить к нам из деревни дважды в неделю. Во внешности Люси не было ничего примечательного. Русые волосы под скромной соломенной шляпкой, скучная коричневая юбка, простая белая блузка. Единственное украшение — маленькая кремовая брошь-камея, которая сама, казалось, сознавала свою заурядность и бессильно свисала с воротника, демонстрируя незамысловатую серебристую застежку.