Когда рассеется туман - Страница 76

— Он поймет, — пообещал Саймион мистеру Фредерику. — Когда те, кого он пытается прикормить, пооткусывают ему пальцы.

Он отставил стакан и продолжил:

— Боюсь, Фредерик, вы не осознаете своей уязвимости. Особенно, в случае непредвиденных трудностей. Когда я разговаривал с Фордом — с Генри Фордом… — он почему-то не договорил и махнул мне, чтобы я поднесла пепельницу. — Скажем просто: в сложившихся обстоятельствах вам необходимо сделать из вашего завода прибыльное производство. И быстро. — Он сверкнул глазами. — Если у нас дела пойдут, как в России — а такое вполне возможно — только хорошая прибыль позволит вам сохранить нормальные отношения с вашим банкиром. Дружба дружбой, а деньги деньгами. — Он взял сигару из серебряного портсигара, предложенного ему мистером Гамильтоном. — Вы же хотите обезопасить себя, Фредерик? Себя и своих очаровательных дочерей. Кто же о них позаботится, если не вы? — Он улыбнулся Ханне и Эммелин и добавил, как бы между прочим: — Не говоря уже об этом великолепном доме. Когда, вы говорили, здесь поселилась ваша семья?

— Я не говорил, — возразил мистер Фредерик, и в голосе его послышался испуг, который он тут же постарался скрыть. — Триста лет назад.

— Ну надо же! — промурлыкала Эстелла. — Невероятно! Я обожаю историю Англии. Что ни семья, то старинный род. Я часто читаю про вас в свободное время.

Саймион нетерпеливо запыхтел, ему не терпелось вернуться к делам. Эстелла, наученная долгими годами брака, намек поняла.

— Почему бы нам, девочкам, не перейти в гостиную, пока мужчины говорят о своем? — предложила она. — А вы расскажете мне все-все о роде Эшбери.

Ханна вовремя состроила вежливую мину, но я-то успела заметить досаду, мелькнувшую у нее на лице. Ее раздирали противоречия: хотелось остаться и послушать еще, но по правилам хозяйка должна была проводить женщин в гостиную и развлекать их там до прихода мужчин.

— Да, конечно, — ответила Ханна. — Хотя вряд ли мы сможем поведать вам больше, чем вы сами прочтете в «Дебретт».

Мужчины поднялись. Саймион взял под руку Ханну, а мистер Фредерик — Эстеллу. При взгляде на юную стройную фигурку гость не смог скрыть похотливого одобрения. Он прижался к запястью девушки влажными губами. К чести Ханны, она сумела скрыть отвращение. Выходя вслед за Эстеллой и Эммелин из комнаты, она случайно встретилась со мной глазами. И вдруг с нее мгновенно слетела вся взрослость, Ханна высунула язык и закатила глаза — так и вышла из комнаты.

Как только мужчины снова уселись и заговорили о делах, у меня за плечом вырос мистер Гамильтон.

— Иди, Грейс, — шепнул он. — Мы с Нэнси тут все уберем. А ты лучше найди Альфреда. Нельзя допустить, чтобы кто-то из гостей выглянул в окно и увидел, как слуга без дела бродит вокруг дома.

* * *

Я вышла на крыльцо черного хода и оглядела темный двор. Луна заливала все вокруг белым светом, серебрила траву и лепила странные фигуры из кустов вокруг беседки. Разбросанные там и сям розы, такие величавые днем, ночью превратились в стайку тощих, костлявых старых дев.

Наконец, на дальней лестнице я заметила темную фигуру, непохожую на куст или дерево.

Я собралась с духом и нырнула в ночь.

С каждым шагом ветер становился все резче и неприятней.

Я остановилась на верхней ступеньке, Альфред не подал виду, что заметил меня.

— Меня послал мистер Гамильтон, — осторожно начала я. — Не думай, что я за тобой шпионю.

Нет ответа.

— Не молчи. Если не хочешь возвращаться, просто скажи, и я уйду.

Альфред молча смотрел на высокие деревья, растущие вдоль Долгой аллеи.

— Альфред! — Я охрипла от холода.

— Вы все видите во мне того же Альфреда, что когда-то ушел на войну, — тихо сказал он. — Люди узнают меня, значит, внешне я не изменился, но внутри я совсем-совсем другой, Грейси.

Я растерялась. Я-то готовилась к новой вспышке гнева, приказам оставить его в покое. Альфред почти шептал, мне пришлось наклониться, чтобы расслышать. У него задрожала нижняя губа — от холода?

— Я вижу их, Грейс. Днем еще ничего, а ночью я их вижу и слышу. В гостиной, кухне, на деревенской улице. Они окликают меня по имени. Я оборачиваюсь… никого… они все…

Я села. От ночного морозца ступени стали такими холодными, что тело, несмотря на юбку и теплое белье, начало неметь.

— Здесь очень холодно. Пойдем в дом, я сварю тебе какао.

Он будто не слышал, так и сидел, глядя в темноту.

— Альфред! — Я нащупала его теплую ладонь, накрыла своей.

— Не надо. — Он отшатнулся, будто от удара, и я снова сложила руки на коленях. Замерзшие щеки загорелись, как от пощечины.

— Не надо, — теперь уже прошептал Альфред.

Он зажмурился, и я заглянула ему в лицо, гадая, что же он видит по ту сторону закрытых век, почему так бешено мечутся под ними его зрачки.

Альфред снова повернулся ко мне, и я задохнулась. Конечно, все можно было списать на игру лунного света, только никогда раньше я не видела таких глаз. Темные, пустые, бездонные дыры. И эти-то невидящие глаза смотрели на меня, будто ждали чего-то. Ответа на вопрос, который так и не был задан. Очень медленно Альфред заговорил:

— Я думал, что раз уж я вернулся… — Обрывки фраз таяли в ночи. — Я так хотел с тобой встретиться… Врачи говорили: если буду все время занят…

У него в горле что-то захрипело и екнуло. Лицо перекосилось, смялось, как бумажный пакет, и Альфред расплакался. Прижал обе руки к лицу, тщетно пытаясь отгородиться.

— Нет, нет… Не смотри… Прошу тебя, Грейси, пожалуйста… Я просто трус, — прорыдал он сквозь стиснутые ладони.